Размышления у рва, разделяющего народную и профессиональную архитектуру
- В этой теме 2 ответа, 2 участника, последнее обновление ⤠ сделано
.
-
Ширина рва, разделяющего народную и профессиональную архитектуру, год от года увеличивается. Это глобальная тенденция, проявляющаяся в той или иной степени и с теми или иными особенностями во всех странах. Ров активно копают архитекторы, проектируя все более оторванные от корней, амбициозные и противопоставляющие себя природе здания. Из категории «домов» архитектурные произведения с завидным рвением стремятся попасть в класс «монументальных сооружений». Цель создать кров, дать убежище человеку постепенно подменялась в течении 20-го века жаждой авторского самовыражения в качестве самоцели, даже, порой, за счет разрушения формы. Однако, как справедливо отметил известный британский архитектор Роберт Максвелл, «Для художника поиск форм распадающегося порядка — это поиск свободы. Архитектура может, конечно, достигнуть состояния искусства, но пока Земля населена людьми, у архитектуры есть другие задачи».
Эволюция массового архитектурного сознания от принципа безусловного приоритета полезности до декларирования принципиальной бесполезности, протекавшая в двадцатом веке, не могла пройти бесследно: произошла утрата доверия со стороны потребителя и девальвация общественного статуса архитектора.
В результате, с другой стороны ров расширяет и удлиняет население планеты, которое все больше строит жилищ без всякой помощи архитекторов. Причем это происходит не только в тех местах, где слово «архитектор», мягко говоря, не входит в повседневный лексикон населения, но и в промышленно развитых станах.
Международные эксперты ООН, выявившие такую удручающую картину, видят причину массового и возрастающего игнорирования людьми услуг профессионалов не только и не столько в стремлении сэкономить деньги, но прежде всего, в том, что зачастую архитекторы представляют свою задачу не в удовлетворении потребностей заказчика и гармоничном вписывании здания в контекст окружающего физического и культурного ландшафта, а стараются воздвигнуть памятник «себе любимому», воплотив в нем собственные воззрения на то, что является удобным, красивым и т. п. Нужды потребителя при этом учитываются постольку, поскольку они не противоречат идеологическим мифам и психологическим установкам самого архитектора. Кроме того, манеры художественно кокетливых, творчески отрешенных, поучающих всезнаек с претензией на визионерство присущие, что греха таить, немалому числу архитекторов во всем мире, могут отпугнуть любого трезво и конкретно мыслящего заказчика. Секрет прост: иметь дело с «гением» весьма обременительно, «гений» непредсказуем и непререкаем, а любому застройщику (или почти любому) не только хочется знать, что он получит за свои деньги, когда и насколько это будет соответствовать его укладу жизни и условиям эксплуатации, но и иметь право решающего голоса в процессе создания для себя среды обитания. Поэтому многие будущие домовладельцы во всем мире выбирают путь пожинания плодов своих собственных ошибок, а не расхлёбывания грехов проектировщика, да еще самим заказчиком оплаченных.
Справедливости ради надо сказать, что, несмотря на расширение потока народной архитектуры, ее качество в целом снижается. Это объясняется массовой утратой навыков и приемов оптимального строительства, выработанных каждым народом в течение столетий, но исчезнувших за каких-то три-четыре поколения. Нынешние российские плотники, например, не только не умеют возвести дом без единого гвоздя, но и не видят разницы, какой стороной наружу — северной или южной, класть бревно в венце. Притом я говорю не о плотниках, получивших образование в профессионально-технических училищах — там сейчас учат, в основном, по учебникам, написанным кабинетными работниками — с ними заранее все ясно. Я имею в виду деревенских плотников, которым, казалось бы, секреты мастерства должны передаваться от отца к сыну из глубины веков. Массовую утрату ремесленных навыков отмечают исследователи многих стран. Разумеется, в любой из них имеется некоторое количество умельцев, чьи таланты и накопленный опыт предков используют, преимущественно, в реставрационном деле, но это именно единицы, в то время как еще столетие назад почти в каждой российской деревне имелось не по одному прекрасному мастеру, а плотницкое дело было распространенным отхожим промыслом. Сходная картина наблюдается в Германии, Франции, Великобритании, Испании, Италии и многих других странах, что серьезно беспокоит общество и где поэтому все сильнее нарастают охранительные и экологические тенденции.
Органы государственной власти обычно не являются проводниками идей экологизма и этнокультурной самобытности. Скорее наоборот, будучи прочно сросшимися с интернациональным финансовым капиталом, они совместно насаждают «башни тысячелетия» и другие «транснациональные» проекты, никак не связанные с конкретными культурными и физическими ландшафтами и выступающими лишь в качестве символов их совокупного могущества. Сейчас, какую книгу или журнал по современной архитектуре ни открой — везде унылые ряды нагромождений жестких углов и стеклянно-бетонно-стальных поверхностей, отличающиеся друг от друга только тем, что одни их создатели следуют законам тяготения и ставят отвесные стены, а другие стараются презреть притяжение Земли, наклоняя стены и ощетиниваясь во все стороны стойками, балками, консолями и растяжками.
Под влиянием мощного натиска объединенного фронта финансов и государственного принуждения архитектура во многих своих проявлениях за последние восемьдесят лет эволюционировала или, если хотите, деградировала в разновидность дизайна. То есть, вместо того, чтобы создавать архитектурные произведения уникальные не только сами по себе, но и в своём единстве с контекстом, архитекторы занялись производством бесконечных шеренг в принципе равнозначных композиций из простейших геометрический фигур, одинаково «пригодных» для постановки в любой точке земного шара. Благо, оказалось совсем нетрудно освоить ряд нехитрых приемов, чтобы быть причисленным к ордену «прогрессивных» архитекторов, типовой «арсенал» которых состоит в основном из прямого угла, обширных поверхностей остекления в металлических переплетах, глухих гладких стен из бетона или кирпича, а также трубопроводов, выведенных на всеобщее обозрение.
За несколько десятков лет было построено огромное количество модернистских зданий, к сонму которых беззастенчиво приложили название «современная архитектура», как будто никакой другой современной архитектуры не существует. Этот узурпированный последователями модернизма термин стал повсеместно вводиться в оборот, в том числе в сочетании со словами «новая» и «прогрессивная,» что создало некое подобие дымовой завесы, скрывающей другие точки зрения на архитектуру и собственно другую архитектуру, одновременно задвинув ее, по умолчанию, в категорию «не-новой» и «не-прогрессивной». Нехитрый, но грамотный пропагандистский трюк достиг своей цели: стеклянные коробки стали ассоциироваться с прогрессом и оцениваться как позитивное явление, а все, что не соответствует модернистской концепции — как негативное.
Со временем в обойму ключевых слов добавилось прилагательное «интернациональная», которое в форме понятия «интернациональный стиль» вошло в оборот на волне послевоенного расширения международных контактов, как в виде туризма, так и по бурно развивающимся техническим каналам, неся на уровне подтекста жизнеутверждающее ощущение глобальной свободы. Весь этот комплекс положительных эмоций был подкреплен действительными техническими достижениями в строительстве, особенно ярко проявившимися в США. Многие помнят всеобщий восторг и ощущение прогресса, которые вызвала выставка «Архитектура США» несколько десятилетий назад в годы хрущевского правления. Так на уровне слов, методами пропаганды и нейролингвистического программирования была произведена переоценка ценностей в архитектуре.
Вслед за богатством форм философия «интернациональных» «коробок» выхолостила из жилого дома и содержание, что сегодня привело к так называемой концепции «открытого дома», суть которой состоит в том, что архитектор принципиально не интересуется ничем, что связано с будущими функциями здания, укладом жизни и предпочтениями хозяина. Он проектирует некую внешнюю оболочку согласно персональным философским воззрениям и сиюминутным настроениям, а что касается внутренних пространств и предметов, то они должны организоваться сами собой в процессе эксплуатации. Ново, неожиданно, оригинально? В действительности, это не что иное, как отказ от профессиональной ответственности архитектора и попытка налепить себе на причинное место фиговый листок ответственности художника, пользуясь тождественностью части методов, применяемых при работе архитектором и художником. Как известно, каждый несет на себе груз не более того, который способен нести, другой вопрос, стоит ли вверять проектирование среды обитания архитектору, наделенному неполноценной «самонесущей» ответственностью художника-дизайнера?
Несмотря на массированную пропаганду прямоугольно-стеклянных «шедевров», люди в разных концах планеты упрямо строят традиционные жилища, хотя они не блещут оригинальностью, да и особой красотой. Люди выбирают те или иные дома для жизни в большинстве случаев не потому, что они в них мечтали жить, но потому, что выбирают из доступного. А внутри множества доступного они выбирают, то, о чем знают, что видели. Не обладая информацией о том, что уже построено, не только во всем мире, но и в собственной стране, они обычно копируют дом у соседа. Но, «списывая» у соседа, обязательно повторяешь его ошибки. Кроме того, проблемы, связанные собственно со строительством здания, обычно столь многочисленны, сложны и хлопотны, что о таких тонкостях, как вписывание здания в конкретный контекст физического и культурного ландшафта, будущий хозяин и не вспоминает. Таким образом, здание, как правило, делается не наилучшим для данного конкретного случая образом, а по принципу «лишь бы как», что естественно: ведь не зная куда плыть, приплываешь, обычно, не туда. В итоге создается не вполне подходящая среда обитания, усугубляемая разнообразной «начинкой» дома — от отделки до предметов домашнего обихода.
Особо неблагоприятная среда создается, когда действуют производители так называемого типового жилища, которые вкупе с фирмами-застройщиками формируют первичный рынок жилья. Им нет дела до удобств и предпочтений каждого жителя, им нет дела до учета особенностей физического и культурного ландшафта, главное в этом бизнесе — оборачиваемость оборотных средств и рентабельность инвестиций.
Другим могущественным лобби, помогающим ухудшать среду обитания человека, выступают производители мебели из опилок, кухонного оборудования из пластика, других предметов обстановки, прежде всего светильников, которые светят не туда и не так как надо, но имеют лихой «дизайнерский облик», бытовой техники с массой никогда не используемых функций, бесполезных псевдофункциональных безделушек и аксессуаров. Они манипулируют через рекламу и PR-мероприятия сознанием потребителей понуждая их покупать. То есть, тот самый консьюмеризм, к которому мы стремились в погоне за западным образом жизни, в системе которого потребитель — это главная цель, главный объект экономической социальной деятельности здесь показывает свою оборотную сторону, сделав из потребителя мишень и игрушку собственных спекулятивных интересов.
Перекинуть мост через ров или насыпать дамбу от архитектурной эрудиции и претенциозности к народной целесообразности и скромности можно, спроектировав дом, удовлетворяющий, с одной стороны, чувство исполненного профессионального долга, а с другой стороны — не опустошивший кошелек заказчика и вторгшийся чужеродным элементом в природный ландшафт. Несмотря на кажущуюся тривиальность этой задачи — ведь дома уже строятся тысячи лет и слово архитектор существует уже не менее полутора тысяч лет — на самом деле она весьма не проста. Особенно, если профессиональная среда живет в кругу сугубо модернистских мифов, вбитых в процессе образования и закрепленных просмотром зарубежных журналов, значительная часть которых пропагандирует стеклянно-металлический «сарайный» стиль.
Не является секретом, хотя и не афишируется в мировой профессиональной, да и в массовой прессе, что подавляющее большинство жилых домов, спроектированных всемирно прославленными корифеями модернизма и их многочисленными последователями, были настолько сильно «очеловечены» их хозяевами в процессе жизни, что неоднократно ставился и ставится вопрос о «незаконнорожденности» этих зданий, в части которых уже мало что осталось от первоначального замысла архитектора. Это относится как к особнякам, так и к многоквартирным домам, а самый распространенный и простой пример того, как люди поправляют архитекторов — массовое остекление лоджий и балконов, присущее не только отечественной действительности.
Характерен и тот факт, что сотни тысяч туристов ездят по всему свету смотреть «вторичные» архитектурные достопримечательности, то есть припадают не только к первоисточникам, но и любуются на реплики барочного, ампирного и других старых стилей, посещая доступные для экскурсий усадьбы, дворцы и виллы Херстов, Рокфеллеров, Гетти, Вандербильтов, Ротшильдов и других представителей бизнес-элиты, построивших себе за прошедшее столетие и продолжающих сегодня строить здания в ретро-стилях, не уступающие по части роскоши и декоративных качеств зданиям-«первоисточника». Сами архитекторы, проектирующие коробки из стекла и стали, не ходят смотреть на аналогичные постройки своих коллег, где бы то ни было, а стремятся в Версаль, Кижи, Венецию.
Всё это демонстрирует действительно существующий, а не ситуационный антагонизм и непримиримость двух миров — профессиональной модернистской «тусовки», позиции которой особенно сильны в Европе, и потребителей архитектуры. Противостояние подогревается прессой, прославляющей в качестве достижений преимущественно здания из стали, стекла и бетона. На несколько скромных премий за достижения в области экологической архитектуры, социального жилищного строительства и бережного встраивания новых зданий в существующий исторический контекст, в мире существует добрый десяток-другой премий с богатыми призовыми фондами, лауреатами которых бывают только те здания, которые выступают в качестве образцов правоверного модернизма. В их число входит и Государственная премия России, присуждаемая, как правило, за здания, эпигонски следующие в русле модернизма и «интернационального» стиля.
Особняком стоят архитекторы-традиционалисты и колонисты, сознательно жертвующие своими персональными амбициями в пользу системных подходов к построению среды обитания. Они стойко выдерживают натиск архитектурных идеологов и «просвещенных» инвесторов, давно обуреваемых идеей оторвать жилище от «почвенной» категории убежища, крова и «вознести» его на подиум «искусства», где сегодня идут почти исключительно пьесы абсурда, в которых неестественность, истерический надлом и смакование дерьма выдаются за истинное.
Разумеется, термины «традиционалисты», «экологисты» весьма условны и не выступают в качестве самоназвания. С одной стороны в современных условиях даже корифеи модернизма под давлением общественного мнения вынуждены, скрипя зубами, проектировать экологичные здания. С другой стороны, многие архитекторы, создавая дружественные природе сооружения по внутреннему убеждению, вовсе не считают себя отнесенными к разряду «экологистов» или любому другому классу или группировке. Развитие современной архитектуры уже прошло детский возраст, проявления которого явственно ощущались в начале века, когда можно было объявить себя каким-нибудь футуристом или концептуалистом и важно надувать щеки, произнося витиеватые термины, а публика с восторгом думала, что за этими пышными названиями стоит, кроме амбиций и фантазий, что-то действительно содержательное и подлинное. За прошедшее время общество достаточно далеко ушло в своем развитии и повзрослело. Цена лозунгов, красивых слов самоуверенных деклараций изменилась, так же как методы пропаганды стали более изощрёнными. Люди начали понимать, что за фасадами модернизма, хай-тека, деконструктивизма, постмодернизма не стоят какие-либо более плодотворные идеи, чем уже известные, родившиеся в процессе предыдущего многотысячелетнего развития архитектуры, и наличие ярлыка, свидетельствующего о принадлежности к той или иной современной стилевой «тусовке» — еще не повод для награды.
Постепенно цена качества конкретного здания в конкретном контексте стала более высокой, чем цена чистоты стиля. Эволюционная логика привела данную тенденцию, с одной стороны, к появлению идеологии смешивания и соответствующего стиля, пока не получившего устоявшегося названия: применяются как термин «mixed» — смешанный, так и термин ‘fusion», обозначающий слияние.
С другой стороны, все большее количество архитекторов стало снимать шоры догматизма архитектурной формы и возвращаться к изначальному принципу уникальности архитектурного произведения, вытекающему из уникальности каждого конкретного участка земной поверхности, уникальности человеческой личности будущего обитателя, уникальности творческой фантазии архитектора. В их практике стала фигурировать понятие «духа места», обобщающего в себе особенности как физического, так и культурного ландшафта, а может быть и чего-то еще, пока не познанного, но присутствующего.
Именно сумма конкретных объективных и субъективных факторов заставляет архитектора, освободившегося от пут модернизма или иного -изма, раскрывшегося для реальности, быть в каком-то случае больше «экологистом», в другом — больше «истористом», в третьем — «рационалистом» и так далее. Говоря иными словами, в наши дни прогрессивен и актуален не архитектор-пропагандист или архитектор-проповедник, поучающий и насаждающий свою идеологию или религию. Сегодня, выполняя социально-экологический заказ Земли и народов ее населяющих, архитектор должен выступать скорее в роли композитора, внимательно слушающего звуки природы, сигналы людей, и в результате создающего гармоничную внутренне гармонизированную со средой симфонию из материалов и промежутков между ним, так же, как сочиняют музыку: из звуков и пауз между ними.
Глава первая из книги «Замечательные дома» Автор и составитель А.М.Сидорин издание Архитектура и строительство России ISSN 0235-7259-01-99 страница 6-9
- Для ответа в этой теме необходимо авторизоваться.