Русская изба — как зимняя космическая станция. Типичная северная планировка и пристрой.
- В этой теме 6 участников и 6 ответов.
-
Типичный северный дом – это дом и двор под одной крышей. Такой, чтобы в зимнее время на улицу можно было не выходить совсем, ну разве что за водой. (Все фото кликабельны)
Дом Екатерины Евтюковой
Слева – жилая часть, справа – сарай (хоздвор). Фото 2010 г.
Жилая часть находилась с лицевой стороны постройки (обращенной к улице), дальше располагались сени, к сеням примыкал сарай (его называют еще хоздвор или поветь). Все эти помещения компоновались в одну линию, одно за другим, в результате чего дом получался длинным, образуя в плане сильно вытянутый прямоугольник 6-8 м в ширину и до 25 м в длину. Сарай (обычно одной ширины с жилой частью) был двухэтажным – собственно сарай наверху, а под ним двор (или подклет) для домашней скотины.
В редких исключениях сарай был шире жилой части (тогда план выглядел в виде буквы «Г»). В Унежме было несколько таких домов, например, дом волостного писаря Епифанова.
√ В понимании горожанина слово «сарай» обычно означает небольшое отдельностоящее дощатое строение для хранения разного хлама. В применении к северному дому это слово имеет совсем другое значение. Здесь сарай – равноправная часть постройки, по площади равная жилой половине, а иногда и больше. Подробнее о сарае будет рассказано ниже.
√ Подклеты унежемских домов, в отличие от других северных деревень, невысоки, так же как не высоки за счет этого и сами дома́. Возможно, это объясняется тем, что на реке не бывает паводков, а зимой часты сильные ветра, сдувающие снежный покров, поэтому необходимость в высоком подклете невелика.
Дома, в основном, были одноэтажными – большинство семей были среднего достатка. Двухэтажных домов было не более десятка. Их могли позволить себе лишь зажиточные судовладельцы, которых было немного. Двухэтажными были также дом священника (построенный на пожертвования) и почтовая станция.
Крыши были двухскатными, со стороны лицевого фасада зачастую вальмовыми (т.е. с дополнительным передним скатом). Вальма часто украшалась мансардой, которая была чисто декоративной – ее окошки выходили на подволоку (чердак).
Дом Е. Евтюковой с мансардой. Фото 1987 г.
Типичные образцы унежемских домов с разными типами крыш:
Дом с вальмовой крышей (писаря Епифанова).
Справа – двухскатная крыша с лицевым фронтоном (дом И.Л. Евтюкова, хоздвор утрачен), слева – вальмовая с мансардой (дом Тюрдеевых, позднее – О.Г. Куколевой и В.П. Евтюкова).
Дом с мансардой (Варзугиных-Тюрдеевых, хоздвор разобран).
Подавляющее большинство домов были «однофасадными», т.е. с одним лицевым фасадом (им считался торцевой фасад, смотрящий на улицу). На нем располагались обычно четыре (в домах поменьше три) окна. Реже встречались двухфасадные дома, т.е. жилая часть у такого дома была не прямоугольной, а «Г»-образной, и тогда боковой выступ оформлялся аналогично лицевому фасаду с треугольным фронтоном над ним. Двухфасадным был, например, дом судостроителя И.Ф. Варзугина (первоначально двухэтажный). Планировка его сарая тоже была нетипичной – он, судя по всему, располагался не вдоль, а поперек.
Двухфасадный дом И.Ф. Варзугина (в колхозное время пониженный до одного этажа).
Слева (на фото не виден) – лицевой фасад, выходящий на улицу, в центре – второй, боковой, фасад.
Трехфасадным («Т»-образным в плане) в Унежме был только один дом – М.В. Базанова, корабельного мастера. Он стоял в самом центре Заполья, у Средней вараки. Основной фасад выходил на тракт, два других по бокам. В доме были кухня, чайная, передняя, спальня.
√ Деревенские названия жилых помещений («передняя», «кухня», и т.п.) сильно отличаются от городских, например «кухня» в понимании сельского жителя – совсем не то, что кухня в городской квартире. Подробнее о названиях и назначениях комнат будет рассказано ниже.
Срубы ставили либо на плоские камни, либо на вертикально врытые в землю стойки, в качестве гидроизоляции прокладывая под нижние венцы бересту. Бревенчатые стены рубились обычно «в обло» – с выпусками, и снаружи не обшивались. (Позднее, в начале XX вв., богатые дома стали обшивать досками, такая обшивка сохранилась, например, на доме писаря Епифанова). Крыши крылись тесом, каждая тесина имела две продольные ложбинки для лучшего стока воды.
Унежемские дома почти не сохранили наружного декоративного убранства – резных наличников, причелин, полотенец и пр., таких характерных для большинства русских деревень. Скорее всего, их было мало и изначально. Архитектура приморских деревеньБелого моря вообще сурова и лаконична, отчасти в силу климатических условий, отчасти в силу бытовых особенностей (с весны до осени все взрослое мужское население уходило на рыбные промыслы, и заниматься «архитектурными изысками» просто не было времени), а отчасти, может, в силу основательности и немногословности поморского характера – была бы крепка и надежна сама постройка, а остальное не столь важно…
Резная причелина на доме И.Л. Евтюкова
Фигурный край причелины и резной поясок по
низу фронтона (бывш. колхозная пекарня).
Строили дома семейной артелью, приглашая в помощники родственников – отцов, сыновей, дядей, братьев, а также односельчан. Вот что рассказывает о расширении родного дома Иван Матвеевич Ульянов («О времени и о себе»).
√ Речь идет не о постройке нового дома, а о перестройке (расширении) старого. Так часто делали, когда семья увеличивалась (скажем, женились взрослые сыновья) и возникала острая необходимость в дополнительных комнатах. В этом случае оставляли существующую кухню, сени и хоздвор, а к кухне пристраивали новые комнаты. Из-за этого дом часто вылезал вперед и выходил за линию фасадов, закрывая вид соседям.
Другой пример такой перестройки – дом писаря Епифанова. К старой кухне были пристроены две новые комнаты, дом сильно увеличился в длину и почти что «вылез» на горушку перед ним, так что между ним и горушкой едва можно было пройти.
«Осенью [1929 г.] около нашего дома застучали топоры, завизжали пилы. Сначала отпилили переднюю и чайную и разобрали. Осталась для жилья только кухня. Жили и спали в основном у дяди Александра, кормиться ходили домой. В кухне оставались жить отец с матерью и маленькой Ульяной, да иногда я засыпал на печке рано вечером.
Разговор о доме возникал часто. Мать говорила о нем, как о живом существе. Иногда она по настоящему ругалась и доходила до плача. Мне тоже казалось, что мы его незаслуженно обижаем. Но возврата к старому уже не было. Новый дом возникал как в сказке. Не знаю, был ли какой план или чертеж, я не видел, но дом строился. Кто пилил доски, другие тесали бревна, рубили углы. Работали с утра до вечера. Помогали дяди Дмитрий, Михаил, Иван, работали все старшие парни. Малышей предупредили, чтобы на стройке не вертелись, как бы не зашибить. Рядом, около дома, стояли большие высокие козлы, туда наверх закатывали бревна и пилили продольной пилой. Один пильщик стоял наверху, второй – внизу. От этой пилы получались доски на полы, потолки, крышу. Когда поставили первые венцы на плоские камни, то получилось, что наш будущий дом будет загораживать сзади стоящие, выходить из ряда, потому что новый пристраивался к старой кухне, да в новом будет кухня. Об этом стали говорить соседи, отца вызвали в сельсовет. Но сделать что-нибудь другое было невозможно, как же жить без кухни?
Дом рос не по дням, а по часам. К концу года был готов сруб, поставлены полы в кухне и чайной, потолки и крыша. Оставалось сделать печи. Зимой обычно этим не занимаются – холодно. Но отец решил делать, договорился с печником Николаем Фроловым, чтобы тот сделал печи на кухне и в чайной. В кухне постоянно была горячая вода и теплая глина, чтобы у печника и подсобных не мерзли руки. Выкладывать трубы на чердаке и крыше было куда трудней, чем печи в закрытых комнатах. Тут на глазах стыли вода и глина, мерзли руки. Вскоре русскую печку начали топить, мыть полы. Топили несколько дней понемногу, чтобы не появились трещины. Потом, когда она достаточно нагрелась и просохла, стали постепенно переходить.
В новом доме было не так, как в старом – прохладно и непривычно. Кухня в несколько раз больше: с тремя окнами, да еще за печкой комнатушка – спальня с двумя окнами, чайная тоже большая. Там Федор с Авдотьей поставили кровать и качалку для ребенка. В этой комнате по два окна с обоих сторон.
В доме было прохладно. Ходили в валенках, на плечи что-нибудь одевали. Часто сидели на печи и грелись, туда же забиралась мать после окончания утренних дел. Печка спасала. На печке можно было стоять и в растяжку спать. Она была длинная и широкая. Но дров на нее нужно было много, чтобы протопить, испечь и сварить. На ночь ложились на полу на шкурах, под утро и на шкурах было холодно. Холодом дуло от стен и с пола, ведь лес был сырой, а полы одинарные, без черных. Чтобы было теплей в спальне, в следующем году отец сам сложил печку-галанк. Ее обычно топили под вечер, чтобы ночью было тепло спать».
Пройдемся по северному дому и рассмотрим каждую его часть в отдельности.
Дом Екатерины Евтюковой (1910-1920-е гг.) – типичный для Унежмы. Дом волостного писаря А. Епифанова (кон. XIX – нач. XX вв.) – один из старейших в Унежме. Дом Елизаветы Евтюковой (кон. XIX – нач. XX вв.)
Сени
Сени делят дом на две примерно равные части: теплую – жилую, и холодную – сарай. Наверх ведет деревянная лесенка в несколько ступенек, она расположена внутри, чтобы не заносилась снегом. Сбоку от лестницы складывают сухие наколотые дрова – чтобы всегда были под рукой.
√ С точки зрения горожанина, неотъемлемой принадлежностью каждого сельского дома (как и пригородной дачи) является крыльцо – с крышей-навесом, резными столбиками, перильцами и несколькими ступеньками, на которых так приятно посидеть в теплый летний вечерок. Северные дома, в т.ч. унежемские, отличаются от этого стереотипа – крылечка у них не было, и, как говорилось выше, лестница располагалась внутри, что объясняется, по всей видимости, суровыми климатическими условиями.
В «Сказе о Беломорье» у Ксении Гемп в связи с Унежмой упоминается, однако, «крыльцо под навесом на резных столбиках» в доме народной сказительницы Прасковии Парамоновны Ампиловой. Может быть, крыльцо это было исключением, но, скорее всего, описание этого дома у Ксении Гемп, так же как и личность сказительницы, относится не к Унежме, а к другой деревне, и «приписано» к Унежме по ошибке, что подробно рассмотрено в сборнике «И это всё о ней… Фрагменты из печатных изданий» (стр. 59).
По сторонам сеней – две двери, одна напротив другой. Двери эти всегда сплошные, из толстых досок, т.к. основная их задача (особенно в жилую часть) – хранить тепло. В торцевой части сеней обычно располагается кладовка (клеть).
√ Иногда встречается нетрадиционное расположение сеней – не перпендикулярно срубу, на всю его ширину, а сбоку, вдоль сруба, как, например, в доме Елизаветы Евтюковой. Такое расположение имеет свои преимущества – по крайней мере одна из комнат получается полностью изолированной, с отдельным входом прямо из сеней.
Жилая часть
Первое (и обычно самое большое) помещение, куда мы входим из сеней – это кухня (или изба). Здесь находится сердце дома – русская печь. Иногда кухня занимает всю ширину сруба, иногда лишь две трети (или три четверти) его ширины. В этом случае сзади, за печью, дощатой перегородкой бывает выгорожено еще одно помещение – боковуша, или узкая, как, например, в доме Екатерины Евтюковой. В боковуше (отапливаемой той же русской печью) обычно спали хозяева дома, родители.
Печи в Унежме клали из необожженного кирпича-сырца, который производили сами. Богатые «месторождения» глины находились совсем под боком, на открывающихся во время отлива вязких няшистых берегах. Именно поэтому унежемские печи очень непрочные, недолговечные, и быстро разрушаются от сырости в заброшенных неотапливаемых домах.
Сбоку от русской печи (между печью и стеной) – узкий закуток, обычно завешенный занавеской. Это «бабий кут», или «запечье» – там на деревянных полках вдоль стены стояли крынки и котелки. Бабий кут такой узкий, что зайти туда можно разве что боком. В полу здесь обычно расположен люк – лаз в подвал, где хранили соления, консервы и другие заготовки на зиму. Неподалеку от бабьего кута, на стене, смежной с горницей, висела блюдница (наблюдник) – деревянная полка для тарелок. В кухне (как, собственно, и в каждой комнате) обязательно был «красный угол» – угловая полочка, на которой стояла икона и горела лампада перед ней.
Кухня с русской печью. Фото 2007 г.
Русская печь, боковой фасад. Правее (не видна на фотографии – дверь в боковушу (узкую).
Боковуша (узкая). Фото 2007 г. Обстановка кухни была проста: большой обеденный стол, такой, чтобы за ним могла разместиться вся семья (часто в 10-15 человек), длинные дощатые лавки, умывальник (обычно у входной двери) – вот, собственно, и все. «Кухня, посреди русская печка, стол да лавка для сиденья – вот и вся мебель», – так описывает И.М. Ульянов обстановку кухни в бедном доме вдовы В.Е. Куколевой («Марманск-Унежма-Петрозаводск»).
В домах побогаче в конце XIX века в кухне стала появляться и другая мебель – что-то вроде диванчиков, жестких или с обивкой, с резными спинками и ручками. Их традиционно ставили при входе, у стены, смежной с сенями.
Типичный унежемский диванчик.
Такой, или ему подобный, стоял практически в каждой кухне.
В кухне, как в самом просторном и самом теплом помещении, проходила наиболее активная дневная жизнь семьи, здесь готовили и ели, мастерили, вязали и пряли, здесь же, на длинной палке-очепе, прикрепленной к потолку, была подвешена зыбка. В зимнее время, особенно на закате деревни, когда молодежь разъехалась в города, в целях экономии дров остальные комнаты вообще не использовались стариками-хозяевами, и двери в них держали закрытыми.
√ Если проводить аналогию с городской квартирой, то «кухня» в деревенском доме будет скорее гостиной, чем кухней, а точнее, гостиной с открытой планировкой, т.е. со встроенной кухонной мебелью.
Дальнейшее расположение комнат зависело от степени достатка хозяев. В бедных домах помимо кухни могла быть всего одна комната, которая называлась передней (реже – горницей). Название «передняя» может ввести горожан в заблуждение – в городах так называется крошечное помещение при входе с лестничной клетки, где вешают верхнюю одежду. В деревне это, скорее, противоположность. Передняя здесь – самая красивая и самая светлая комната в доме, в самом его торце, впереди (отсюда и название). Она выходит на лицевой фасад, ее окна – «глаза дома», которыми он смотрит на улицу и на соседей напротив. Помимо окон по лицевому фасаду (а из обычно было четыре, реже три), передняя всегда имела еще по два боковых окна, так что в солнечные дни она вся была залита солнцем.
Передняя в заброшенном доме. Фото 2007 г.
Обычно передняя занимала всю ширину сруба, но иногда лицевая часть дома разгораживалась на две комнаты, по два окна каждая (плюс третье боковое).
√ Перегородка эта в Унежме была обычно дощатой, поэтому не нужно путать эту планировку с домом-«пятистенком», где продольная стена в торце была бревенчатой, несущей. Домов-пятистенков в Унежме либо не было, либо было мало, во всяком случае ни один из них не сохранился.
Для отопления передней ставилась кирпичная прямоугольная в плане печь-голландка (местное произношение «галанка» или «голанка»).
Если кухня в деревенских домах испокон веков выглядела примерно одинаково, то убранству передней придавали большое значение. В конце XIX – начале XX веков обеспеченные семьи старались обставить переднюю по-городскому. Здесь стояли столы с точеными ножками, накрытые узорчатой скатертью, красовались резные комоды, остекленные буфеты и горки с парадной посудой, резные деревянные (а иногда и металлические) кровати с кружевными покрывалами, подзорами и горой подушек. На полу – сундуки с одеждой и приданым, тканные коврики и дорожки. Стены украшали большие зеркала в затейливых рамах, а также вышитые крестом или гладью салфеточки, а зачастую и целые декоративные панно на популярные сюжеты.
Передняя. Фото М. Котцовой, 1980-е гг.
Вот как описывает переднюю (вернее, ее часть) И.М. Ульянов («О времени и о себе»). «Молодоженам выгородили в передней комнату, соорудив деревянную переборку. В их комнату ходить не велели. Но мы выбирали время, когда не было дома Федора и Авдотьи, и втихомолку забирались в их уголок. Там все было интересно: на полочках бутылочки, флакончики, коробочки, морские звезды, рыба скат и много других диковинок. А кровать такая пышная, высокая, и на ней гора белых подушек».
√ Продолжая аналогию с городской квартирой, деревенская передняя в городе была бы чем-то средним между спальней и гостиной.
В домах побогаче помимо передней имелась «чайная» (ее еще называли «малой избой»). Располагалась она между передней и кухней, по площади обычно была равна передней (или чуть поменьше), но иногда могла достигать размеров кухни (как, например, в доме писаря Епифанова). Название ее говорит само за себя – здесь, очевидно, пили чай. Может быть, именно поэтому окна чайной были особенными – широкими, трехстворчатыми. Такие окно назывались «тальянскими» – не от слова «итальянский», а от слова «тальянка» – гармоника. У окна традиционно ставили чайный стол и стулья (а не лавки, как в кухне). В тальянском окне, наверное, выгодно смотрелся с улицы самовар, а участникам чаепития, в свою очередь, хорошо была видна улица и проходившие мимо соседи.
Чайная с тальянским окном в заброшенном доме. Фото 2007 г.
Стол в чайной был сравнительно небольшой, т.к. чай, в силу его дороговизны, пило только взрослое (а в досюльные времена только мужское) население дома. Помимо стола здесь, как и в передней, могли находится комоды, кровати, сундуки и другая мебель.
√ В городских квартирах советского периода аналогии деревенской чайной, пожалуй, не найти. Приходит на ум только dining room в заграничных домах – комната с парадным обеденным столом, использующаяся лишь по праздникам, а в обычное время пустующая, т.к. обеденный стол повседневного использования обычно есть в гостиной.
Кухня, чайная, передняя и боковуша – вот и все жилые помещения деревенского дома. Комнаты, в городах называемой спальней, в деревне обычно не было (только «трехфасадный» дом М.В. Базанова мог позволить ее себе). Кровати могли находиться и в боковуше (узкой), и в передней, и в чайной, словом, везде, кроме кухни. Семьи были большие, в одном доме жило несколько поколений – родители, дети (зачастую уже взрослые и женатые, со своими детьми, т.к. сыновья традиционно приводили жен в родительский дом), бабушки и дедушки, и кроватей на всех не хватало. Поэтому подростки часто спали в передней на полу, на лосиных и оленьих шкурах, а старики и старухи – в кухне, на русской печке и даже на лавках. Места, где можно было бы уединиться, в деревенском доме практически не было, во-первых из-за перенаселенности и недостатка помещений, а во-вторых в силу общинной патриархальной традиции. Все комнаты (кроме, пожалуй, передней) были проходными, дощатые перегородки (если таковые имелись) зачастую не доходили до потолка, поэтому слышимость была если не 100-процентрая, то 90-процентная наверняка. Молодым семьям в передней или чайной иногда выгораживали закутки (комнатами это никак не назвать), создававшие лишь иллюзию изолированности (см. план дома писаря Епифанова). В летнее время прибежищем молодых были подволока и сеновал, любителям одиночества – море и вараки. Коренному горожанину в деревенском доме бывает не слишком уютно не столько в силу нехватки водопровода и теплого туалета, сколько в силу отсутствия комнаты, куда можно «уйти и закрыть за собой дверь».
Заканчивая разговор о жилой части дома, хочется сказать несколько слов о качестве строительных работ. Стены никогда не обшивались не только снаружи, но и изнутри, также как никогда не оклеивались обоями (нынешняя оклейка относится к советскому периоду). В жилых помещениях бревна отесывались топором так качественно, что поверхность становилась идеально ровной (скругленными оставались только углы, чтобы не промерзали). Сейчас, когда обои в заброшенных домах отслаиваются от сырости, видно, как тщательно обработаны бревна, не оставляя заноз и шероховатостей, и как плотно они пригнаны друг к другу, так что зачастую в щели невозможно просунуть даже иголку.
Поражает тонкая столярная работа – двери и оконные рамы. Все двери жилой части дома были филенчатыми (кроме дощатых дверей в сенях). Обвязка филенок и дверные наличники украшались изящными профилями, дверные ручки зачастую были латунными. Детали эти, в наше время доступные только обеспеченным слоям общества, в Унежме распространены повсеместно – мы видим их практически в каждом доме!
Наружная дощатая дверь и ее детали
Внутренняя филенчатая дверь и ее детали
Оконные рамы были двойными: наружная, не съемная, и внутренняя, съемная, которая вставлялась на период холодов. Большинство рам были сплошными, и только одна – в кухне – открывающаяся, она крепилась на петлях[2]. Внутренние съемные рамы имели внизу что-то наподобие ванночки для стекания конденсата с запотевающих зимой стекол.
√ Профилированные оконные рамы и обвязки дверных филенок стали широко применяться в Унежме, очевидно, только в начале XX вв. Это хорошо видно на примере дома писаря Епифанова. Кухня этого дома – старая, и оконные рамы там достаточно простые, без профилей, тогда как остальная часть дома, пристроенная позже, имеет все признаки «нового века» и столярная работа вызывает восхищение.
Типовые оконные рамы начала ХХ века. Обмер.
Фрагмент оконной рамы с поддоном
Фрагмент подоконника
Несколько слов о мебели
Мебель в Унежме была в основном деревянная и в основном самодельная. Надежда Борисовна Зайкина, потомок коренных унежомов, говорила, что мебель в ее фамильном доме сделана руками прадеда, Петра Галактионовича Тюрдеева – у него был даже токарный станок.
Несмотря на кажущуюся простоту изделий, каждый хозяин старался украсить их в меру своей фантазии и способностей, придавая спинкам кроватей и ручкам диванчиков различную форму и украшая их резьбой, иногда довольно затейливой. Ни одна блюдница, ни одна кровать, ни один стол и ни один комод в сохранившихся домах в точности не повторяют друг друга, хотя и схожи в общих чертах[3].
В конце ХIХ – начале XX вв. хозяева побогаче стали привозить мебель из Города (как здесь называли Архангельск), а также из Норвегии, куда многие унежомы ходили на рыбный промысел. Деревянные кровати ручной работы стали заменяться на «городские», металлические, с завитками и шишечками. Повсеместное распространение получили «венские» стулья, без них не обходился ни один интерьер. Красивые и дешевые, они поселились воистину в каждом доме – как в городском, так и в деревенском.
Были в окрестностях, очевидно, и небольшие фабрики местного значения, а, может быть, известные кустари-ремесленники, изготавливавшие мебель и предметы декоративно-прикладного искусства. На эту мысль наводят, например, зеркала – все они отличаются друг от друга в размерах и композиции, но неизменно схожи в технике резьбы и прорисовке ее элементов. Это, несомненно, индивидуальная ручная работа, но сделанная по готовым эскизам, шаблонам, рисункам, или следование известным образцам. Такие зеркала распространены не только в Унежме, но и в соседних деревнях – Нюхче, Кушереке, Малошуйке, а, может быть, и по всей Архангельской области. То же относится к сундукам и др. предметам. Тема эта, мало нам знакомая, требует дальнейшего развития.
Венский стул
Типичное зеркало
На цветной вставке представлена некоторая сохранившаяся к 2007-2010 гг. унежемская мебель – материал для будущих исследований. .
ЦВЕТНАЯ ВСТАВКА
(Сохранившаяся унежемская мебель, фотографии 2007-2010 гг.)
.КРОВАТИ
ШКАФЫ, БУФЕТЫ
СТОЛЫ
СТУЛЬЯ
ДИВАНЫ
ЗЕРКАЛА
БЛЮДНИЦЫ
ВЕШАЛКИ, ПОЛОЧКИ (КРАСНЫЙ УГОЛ), СКАМЕЙКИ
ЗЫБКА, ПЕЧНЫЕ ДВЕРЦЫ, НАСТЕННЫЕ ЧАСЫ
СУНДУКИ
Хозяйственная часть дома
Как мы уже говорили в начале, хозяйственная часть дома (до 8 м в ширину и до 10 в длину) была двухэтажной и включала в себя двор для скотины (подклет) в первом этаже и сарай (хоздвор, поветь) во втором. Подклет обычно невысокий, так что там едва можно встать в полный рост, зато сарай наверху впечатляет своим внутренним пространством. Он не имеет потолка (т.е. его потолком является собственно двухскатная крыша изнутри) и внутренних перегородок (не считая «ребер жесткости» – небольших поперечных стенок), и за счет этого кажется весьма внушительным.
√ Интересно отметить, что срубы сарая и жилой части дома ставились впритык друг к другу, без перевязки. Это делалось преднамеренно, чтобы неотапливаемый и быстрее разрушающийся сарай, оседая и искривляясь, не тянул за собой еще прочную жилую часть.
В настоящее время, когда большинство домов стоят пустые и не ремонтируются, отчетливо видно, что в месте стыка сарая и жилой части дом как бы «переломлен» пополам. Крыша над сараем проседает и перекашивается вместе с ним и кажется иногда «самостоятельной», не связанной с крышей жилой части, хотя изначально они были единым целым с общим коньком в одном уровне.
Во дворе-подклете бревенчатыми перегородками были выгорожены хлевы – коровий, овечий, стойка для коня. В центре располагались двое двухстворчатых ворот, друг напротив друга, чтобы можно было вывести скотину на улицу. Наверх, в сарай, вела деревянная лесенка в несколько ступенек.
Подклет под сараем соседствовал с подклетом (подвалом) под жилой частью дома – тем, где хранились заготовки на зиму. В последний, помимо люка в кухонном полу, вела низенькая дверь из-под сеней – чтобы легче было загружать крупногабаритные предметы, например, деревянные бочки с рыбой. «Вскоре появляется отец с «ребятами», то есть с сыновьями Федором, Алексеем, Николаем, Михаилом и загруженной телегой. Зорька, отъевшаяся, похорошевшая за лето, упираясь и отфыркиваясь, везет полный воз мешков, кулей, ящиков. Потом еще и еще. Последние поездки – бочки с мурманской треской, зубаткой, палтусом. Все привезенное складывается на сарае, а бочки с рыбой в подклет, что под домом» (И.М. Ульянов, «О времени и о себе»).
Окон в подклете не было, для вентилирования он имел небольшие прямоугольные отверстия, вырубленные в двух соседних бревнах – их называли волоковыми окошками. Они задвигались (заволакивались) тесовой задвижкой изнутри, либо, как пробкой, затыкались снаружи деревянной затычкой.
Волоковое окошко в подклете
Любопытной деталью подклета является теплый хлев, который всегда располагался в заднем углу, с торца дома. Здесь держали скотину зимой. Т.к. двор не имел отопления, животные, собранные в тесное маленькое помещение, согревали его своим телом. От тепла и влажности бревна быстро разрушались и часто требовали замены, поэтому хлев этот был сконструирован так, чтобы его можно было разобрать, не повредив остальную постройку. Он представлял собой отдельный независимый сруб, а сарай чуть нависал над ним, опираясь углом на вертикальную стойку.
Сарай. Справа внизу хорошо виден отдельный сруб «теплого хлева».
В сильные холода даже «теплого хлева» было недостаточно, чтобы обогреть молодняк, и новорожденных телят, жеребят и ягнят приносили в дом, чтобы не заболели.
Если двор-подклет был, в основном, владением хозяйки, то сарай наверху – «рабочим кабинетом» хозяина дома. Здесь хранился хозяйственный инвентарь, орудия сельскохозяйственного труда и рыбной ловли, сети, рюжи, бочки, сани и другие крупногабаритные предметы. В теплое время года мужчины, не ушедшие на промысел, мастерили здесь предметы домашнего обихода и орудия труда – столярничали, бондарили, вязали и ремонтировали сети, катали валенки, чинили обувь.
Торец сарая (взвоз утрачен)
Торец сарая (сохранилась опорная конструкция взвоза)
Сарай служил еще и сеновалом – здесь хранили заготовленное на зиму сено. Сарай был настолько велик, что туда с улицы заезжала лошадь, запряженная в телегу. В торце его располагались широкие двухстворчатые ворота, к которым с улицы вел бревенчатый пандус – взвоз (извоз). С 1930-х годов, когда содержание частных лошадей было запрещено, взвозы эти повсеместно разбирались за ненадобностью, поэтому ни один из них не сохранился. Иногда можно увидеть только вертикальные бревна-стойки, на которые они опирались.
С сарая осуществлялся и вход на чердак, по-местному подволоку – по обычной лестнице-стремянке, приставленной к смежной с жилой частью стене. Чердачное перекрытие для теплоизоляции засыпали песком.
На сарае. Современный вид. 2010 г.
Говоря о сарае, нельзя не упомянуть такую необходимую часть каждого дома, как туалет. Был он не отдельностоящей «будочкой», как в нынешних сельских домах и пригородных дачах, а внутри сарая, чтобы не нужно было выходить на улицу. Располагался он у стены, примыкающей к сеням, и его выгребная яма оказывалась, соответственно, в подклете, отделенная от него только деревянной переборкой. Любопытно, что туалет никогда не отгораживался от сарая, он был отделен от общего пространства лишь боковым «ребром жесткости» и, соответственно, не запирался. Каждый, проходящий из сеней в сарай, мог обозревать его во всей красе – факт, непривычный для горожанина. (Такие туалеты используются и сейчас, хотя ситуация облегчается тем, что хоздвор ныне обычно пустует и туда никто не заходит). Здесь, в туалете, находилось, кстати, единственное окошко сарая (иногда имелось еще одно, напротив, или рядом за стенкой). Других окон в сарае не было, освещался он только через открытые въездные ворота.
strana-naoborot.com
- Для ответа в этой теме необходимо авторизоваться.
