Старые дома и 21 век — фоторассказы
- В этой теме 13 ответов, 8 участников, последнее обновление ⤠ сделано
.
-
Дом в «старом секторе», отремонтированный под сдачу для туристов. Позиционируется как классическое латвийское жилище. Сдается, кстати, за 350 евро в неделю. Сравним с нашим представлением о частном доме.
Всего ушло три года на то, чтобы получить этот участок, а затем еще два года, чтобы обустроиться.
Когда дом купили, он выглядел так – вид летом.
А так дом выглядел зимой.
Дом был очень старый, весь прогнивший. Пришлось большими автомобильными домкратами полностью его поднимать и менять нижние венцы. «Если бы знали наперед, сколько предстоит работы, то проще было бы снести и построить новый – уже в процессе работы находили все больше и больше изъянов». Максим год разбирал дом, а потом еще год его строил: «Дом большой, тяжеловато было, – признается хозяин. – Мы очень экономили, многое делали своими руками. Крыша – обычная шиферная, наличники сам выпиливал из дешевых досок. Если присмотреться, можно найти много неровностей и недочетов. Но при этом оно все такое родное, что другого и не надо».
Сейчас участок и дом выглядят так.
1-Й ЭТАЖ
Максим советовался с Мариной по поводу новой планировки дома, отделки, цветовых решений, но по большей части все делал сам. Пришлось поднимать практически все полы, обдирать стены и потолки. Старались по максимуму оставлять то, что можно было оставить, но практически все было гнилое и нужно было менять.
Были в доме и четыре старые печки. Их полностью разобрали и из кирпича первым делом выложили ворота. Работала над ними вся семья – участвовали и дети, и даже родители Марины и Максима. Из оставшегося кирпича выложили калитку и небольшой погреб под лестницей, который выкапывали сами. «Максим приезжал домой весь грязный, как трубочист».
– Сначала в подвальчике мама просила хранить яблоки, – рассказывает Марина, – но на запах быстро налетели мыши. Поэтому сейчас храним там только консервированные продукты.
– Отделку в доме старались делать максимально дешевой, – говорит Максим. – На полу и стенах – обычная обрезная доска, не строганая и даже не высушенная. Мы ее вручную рубанком строгали. Дешевле не бывает. Снаружи утепляли эковатой. Однако при всей экономии отопление, водопровод и вентиляцию делали качественно. Отопление, например, можно программировать: в будни оно не работает, включается в пятницу после обеда и к нашему приезду вечером уже тепло, выключается в понедельник утром.
Самая большая комната на первом этаже – гостиная, совмещенная со столовой. На полу – старая доска, которая лежала на чердаке. «Ей уже лет 50, поэтому она очень разная, но очень классная». Мебель практически вся из IKEA, многое было куплено с большими скидками на распродажах.
– Здесь только стол и стулья бобруйской мебельной фабрики. Они производились для Нидерландов, а мы забрали остатки на распродаже.
Камин сделали открытого типа: Максим нарисовал эскиз, и минский мастер изготовил по нему решетку. Аксессуары специально не покупали: что-то перевезли из квартиры, что-то подарили друзья, что-то привезли из путешествий.
Картины в доме – преимущественно детские рисунки. Марина мечтает о том, чтобы в доме было больше работ белорусских художников, «но это позже».
– Я до сих пор помню, как наша старшая дочь принесла свой первый рисунок из художественной школы, – с улыбкой рассказывает Максим. – Это были какие-то мазюки со стекающей ярко-фиолетовой каплей. Я спрашиваю: «Что это такое?» – а она отвечает: «Бурачок».
– Очень часто к нам приезжают гости, – говорит Марина. – Уже и не вспомним таких выходных, которые мы бы провели только семьей. Как только на улице становится тепло, выносим на террасу барбекюшницу, шезлонги, пледы. Вечером иногда лежишь, на звезды смотришь – в итоге просыпаешься в 4 утра и идешь в дом.
Из гостиной переходим в просторную кухню.
– Кухня – это моя гордость, – говорит Максим. – Я сам делал эскизы, заказывал ее, каменные плиты выбирал. Большой стол тоже сам сделал, только что дубовую столешницу заказывали. Русскую печку выложили с нуля – я разрабатывал чертежи, а дети потом ее разукрасили.
Остальная мебель в кухне почти вся из IKEA, только стол и стулья у окна, духовка – итальянские. Вытяжка самодельная: «Внутри встроенный готовый механизм, а снаружи Максим сам все сделал».
– На кухне все должно быть на виду, – считает Максим. – Когда готовишь, все необходимое должно быть под рукой. Я вот, например, до сих пор не знаю, что у меня лежит в закрытых шкафчиках. Я один раз уже запихнул туда что-то и забыл.
– Максим очень хорошо готовит, – рассказывает Марина. – В том числе и в печке: запекает птицу целиком, делает хачапури, домашний творог, моцареллу, а однажды даже хлеб испек. Разве что супы в печке не готовим – никак не купим чугунки.
Картинки на кухне детские: на одной из них «мама в короне».
На первом этаже расположились спальня Марины и Максима, кабинет и гостевой санузел с хозблоком.
В спальне – небольшая гардеробная и отдельный санузел, в котором в перспективе появится еще и отдельностоящая ванна на ножках.
– А умывальник я считаю находкой, – делится Максим. – Мы только заказали столешницу из сланца, а все остальное я сделал сам из обыкновенных балясин для лестниц, которые продаются на любом строительном рынке. Их просто переворачиваешь вверх ногами – и они превращаются в ножки. Если такую штуку заказывать в оригинале, она в тысячи две обойдется как минимум!
Мебель в спальне также из IKEA. Картины – детское творчество. А икону подарила бабушка Марины – она сама освещала ее в виленском костеле, «так она с нами и ездит».
Как только дом был обустроен, семья жила в нем на протяжении двух лет. «Но теперь дети подросли: кому-то надо в театральный кружок, кому-то в бассейн, кому-то в музыкальную школу, и до города возить их все-таки далековато». Поэтому в будние дни семья живет в городе, а на выходные приезжает на дачу.
Когда семья постоянно жила в этом доме, Марина и Максим часто работали в кабинете. Теперь там скорее склад – «сюда приносится все, что мешает в других комнатах. Игрушки новогодние вот не разложили еще». Помимо всего прочего, в кабинете много книг – что-то покупали сами, что-то подарили друзья. Карты на стенах остались с прошлой работы.
Гостевой санузел на первом этаже рассчитан и на детей – на втором этаже туалетов нет. «Здесь большая душевая кабина – девочки могут даже втроем мыться. Да и собаку удобно купать».
2-Й ЭТАЖ
Пока мы поднимаемся на второй этаж, Максим рассказывает, что планировку дома продумывали из расчета, что дети, когда вырастут, рано или поздно уедут и будут возвращаться сюда просто в гости. Поэтому первый этаж делали для себя, а второй для девочек. «Мы будем здесь жить через какое-то время, и зачем нам постоянно бегать на второй этаж?»
На втором этаже, которого, кстати, изначально вообще не было, – три комнаты и гардеробная.
В одной из комнат живет старшая дочка Маша. Комната задумывалась как гостевая, но девочка уже достаточно взрослая, и иногда «ей хочется уединиться». Когда приезжают гости и остаются ночевать, Маша идет в детскую.
В этой комнате дополнительное инфракрасное отопление, потому что нет радиаторов. «Но благодаря хорошему утеплению здесь не холодно. Каминами пользуемся только когда большой мороз и сильный ветер – они быстро нагревают помещение».
Гардеробная на втором этаже больше похожа на склад – помимо личных вещей, там хранятся лыжи и различное оборудование.
В детской для каждой девочки предусмотрены отдельная кровать, тумбочка, светильник, личный шкаф. Вся мебель также из IKEA.
– Так как второй этаж представляет собой подкровельное пространство, мы сами собирали эдакую коробочку и специально делали ниши для стеллажей и шкафов, чтобы они не занимали пространство, – рассказывает Марина.
Последняя комната на этаже совмещает в себе несколько функций: это и игровая, и комната для уроков, а при случае – дополнительная гостевая.
– Нам всегда хотелось иметь дом за городом, – говорят Максим и Марина. – Не хотелось, чтобы дети выросли слишком городскими девчонками. Здесь они нам во всем помогают, в 10 лет уже спокойно могут сами разжечь костер и затопить печку. Ходят за грибами и ягодами, знают, как прополоть клубнику. Для нас в детстве это было нормой, а сейчас даже не все взрослые знают, что такое грибы, – для них это дико.
Мы не фанатики и не заставляем детей что-то делать из-под палки, но им нужно многое показать, дать необходимые навыки. А когда подрастут, пусть сами решают, надо им это или нет.
источник: на фото
- Пригород
- Пригород
пятничное чтение
Алексей Тарханов (“Ъ”).
Двадцать первого июля одна тысяча девятьсот шестьдесят девятого года у забора дачи на 5-м Поперечном просеке Николиной Горы стоял возле зеленого велосипеда “Орленок” мальчик девяти с половиной лет и смотрел в трофейный восьмикратный бинокль фирмы “Карл Цейсс” на небесное светило — Луну. Мальчик пользовался темнотой и биноклем, чтобы высмотреть на Луне “Аполлон-11” с американскими астронавтами на борту. Луна была красноватой, как будто бы несколько раздраженной таким настойчивым вниманием всего человечества и этого маленького мальчика. Мальчиком был я. Вы думаете, что советский пионер с биноклем мечтал побегать в Море Спокойствия наперегонки с мистером Армстронгом? Зачем? Я и так уже был почти что на Луне.
Большая терраса на даче Виктора Бибикова — сюда попадают из гостиной через дверь с цветным остеклением. На несколько лет — именно, что не зим — я оказался жителем самого поэтичного дачного острова в Подмосковье, поселка РАНИС (работников Академии наук и искусства) на Николиной Горе. Наверняка со мной не согласятся подросшие дети НИЛа (наука, искусство и литература), Переделкино, Пахры, Мозжинки, Кратово, Мичуринца, Отдыха, но все это были другие места, иные планеты, Татуины, Корусанты и Нобу в галактической империи дач. Все было на Луне не так, как на Земле. Все было на даче не так, как в городе. Это был другой, параллельный мир, расходящийся с моим обычным московским решительно во всем: в идеологии, психологии, пространстве, времени, искусстве и архитектуре.
Подмосковная дача художника Виктора Бибикова. Дача, конечно, была роскошью. Но с другой стороны, треть советских людей ее имела, а две трети — хотели иметь и в принципе могли. Понятно, что, когда Молчалин прельщает Чацкого прелестью летних “праздников на даче”, не на шашлыки он его зовет. Дачи, они разные. Тут — сарайчик на шести сотках, там — писательский особняк в два этажа с камином, а здесь — госдача сановника с асфальтовыми дорожками, бильярдом и охраной. Общего мало, но все они назывались дачами.
Дом в поселке Вырица под Санкт-Петербургом. “Дачами”, потому что с давних царских времен дачи — давали. До зрелых советских лет так оно и оставалось, могли дать, могли отобрать — про это и знаменитый диалог в “Берегись автомобиля”: “У Топтунова дачу отбирают!” — “И правильно отбирают, с жульем, допустим, надо бороться!” Но главное в даче не то, что ее “дали”, а в том, что она — не дом. Если у человека есть дача, следовательно, у него есть и квартира. Это не значит, что в мире моих родителей нельзя было постоянно жить на даче, но то были скорее исключения из правил: либо пишет картины и множит романы, либо развелся с женой и там пьет.
Подмосковный дом и дачное крыльцо из фотопроекта Кати Алагич “Летние сны”. Кадр из фотопроекта “Летние сны”. Подмосковные дачи в СССР были местом, где человек живет другой жизнью, более приватной, свободной и — немаловажно — более теплой, чем в городе. “Дача” все-таки была летней, “зимняя дача” оговаривалась специально, как невероятная роскошь, связанная с газовым котлом и водопроводом. В нашем совсем не средиземноморском климате три месяца погреться на солнце было несравнимым счастьем. Но ведь не субтропики. Бывали такие гадские июли, когда семейства вынуждены были весь отпуск прятаться под крышей от дождя. Поэтому веранда стала главной, жизненно важной частью советской дачи в средней полосе — не просто тамбуром от спальни к лужайке, а витриной в окружающий инопланетный мир и обратно.
Подмосковный дом и дачное крыльцо из фотопроекта Кати Алагич “Летние сны”. Символ советской дачи — это как раз веранда. Именно она отличала “дачу” от тех деревенских изб, на основе которых ее обычно и строили. К грубому срубу на отдельном фундаменте приставляли застекленную комнату, в которой пили чай и водку, обедали, слушали музыку, играли в карты и лото. Архитектурно она всегда выдвинута вперед, как грудь орденоносца. Снаружи она отмечает фасад, говоря “здесь рай, здесь отдыхают”, а изнутри господствует в интерьере. Она вызывающе роскошна своим недеревенским размахом окон. Но поскольку большие стекла не резали, не умели, появлялось мелкое плетение переплетов, сделавшее веранду узнаваемым фоном любого кино о дачной жизни.
Дача архитектора Георгия Гольца в поселке НИЛ (“Наука. Искусство. Литература”) на Истре. Поселок основали ведущие советские архитекторы 1930-х годов. Столовая на даче Георгия Гольца. Другое отличие дачи от сельского дома — второй этаж с остроконечной крышей, желательно с украшениями и балкончиком. По мере роста населения (как в сказке “Теремок”) он постепенно полнел, раздавался в плечах, превращаясь в мансарду. Пышная мушкетерская шляпа, надетая на все тот же деревенский сруб, отличала художественную дачу от низкой, приземленной. Точно так же делились дачи по принципу использования земли: моральная пропасть лежала между участком с сиренью и участком с клубникой, между дачей с лесными деревьями и дачей с садовыми.
Братья Веснины были последовательными конструктивистами. Проектируя общие объемы дачи, Виктор использовал излюбленный прием конструктивизма — сочетание параллелепипеда и цилиндра. Дача была семейным делом, морокой на несколько поколений вперед. Одиночка с ней не заводился, в ней не нуждался. А вот человек с детьми и без дачи на лето был очевидным неудачником. Так и говорилось: “Пора вывезти семью на дачу” — именно не отвезти, а вывезти, что показывало страшный труд, неимоверные усилия, храбрость и ловкость, которые нужно было к этому делу приложить.
Дача на Истре по проекту Вячеслава Владимирова. Хотя стройка началась в 1935 году, закончить ее до ухода на фронт Владимиров не успел. Его вдова Тамара достроила дачу по проекту мужа уже после войны. Владимиров очень любил цветы, и весь участок до сих пор засажен розами и флоксами. Их выращивают дочь и внучка архитектора. Дача была тем более волшебным исключением в советской стране, что трава, деревья и сама земля принадлежали дому, а не были общим двором. Возможность играть в доме, будучи при этом на дворе, — ради этого, собственно, и везли детей за город. Конечно, тут уж как кому повезло — участки по размерам бывали разные. Говоря о дачах, часто вспоминают “Вишневый сад” и Лопахина, обещавшего, что просвещенный дачник “чай пьет на балконе, но ведь может случиться, что на своей одной десятине он займется хозяйством, и тогда ваш вишневый сад станет счастливым, богатым, роскошным…” Еще бы не роскошным! Десятина — это чуть поболе гектара, щедрая академическая норма. Но даже и на разделенной “десятине” было чем заняться, где побегать и куда спрятаться во время игры.
Большая веранда у Ширвиндтов и Белоусовых общая. Дача не равнялась дому еще и в том смысле, что отнюдь не была крепостью. Единственной линией обороны свисал замок. Обнести пустующую дачу стало любимым занятием окрестных жителей. Поэтому ни вещей на зиму не оставляли, ни заборов вокруг не городили. В старых “интеллигентских” дачных поселках, где большие участки позволяли не видеть соседа в упор, заборы стояли только со стороны улицы. Теперь, конечно, строительство заборов шагнуло далеко вверх. Потому что раньше состав соседей был понятен. Как и в космос, случайные люди в дачный поселок не попадали. Рядом всегда оказывался человек не то чтобы близкий, но хотя бы понятный. Пусть не тоже член Союза писателей, но, например, инженер в Водоканале. Старые дачные поселки с их геометрической нарезкой проектировались как идеальные города всеобщего братства: “Жить в Раздорах без раздоров”. С последующей продажей дач наследниками социальное единство рухнуло. Рухнуло и дачное равенство.
Балкон второго этажа в “доме Ширвиндта” — в 60-х годах к даче сделали пристройку. Теперь на участке два дома, объединенных общей стеной. Мое поколение застало дачи построенными и обжитыми. Все страдания дачного обзаведения остались в прошлом — в рассказах родителей и их родителей, как сложно было покупать сруб, перевозить его на участок, подряжать рабочих и крестьян. Дачи импровизировали из того, что было под рукой. Мне рассказывали о садовых домиках из списанных автобусов, а сам я жил однажды на роскошной даче, которую построил до войны директор цирка из досок шапито. Дача жила не только в ином пространстве, но и в ином времени. В 1930‑е годы она еще сохраняла, хоть и в мелочах, цвет, вкус и запах начала века. В моем детстве, в 1970-х, представляла историю довоенного мира. А в наши годы выглядела заповедником советской культуры. Настоящая дача никогда не была новой. Она всегда принадлежала прошлому — и своими архитектурными формами, и своей несомненной, пусть лишь наметившейся, разрухой, и своими вещами, и манерой жизни.
Веранда на даче Григория Сенатова. Советская дача была отдалена от мира, новости поступали сюда в замедленном ритме газет, превращавшихся после прочтения в растопку для печки или в туалетную бумагу. Телефон был один на всех в магазине или в конторе. Дача с телефоном даже не обсуждается, никакая нынешняя яхта не сравнится с такой роскошью. Приемник с антенной был не у всех, о телевизоре с антенной и говорить нечего. Дача отставала от города на целое поколение. С того момента, когда за книги перестали расстреливать, дачные библиотеки хранили сначала никому не нужные романы зрелого соцреализма, а потом устаревшие в свой черед журналы “Новый мир” и “Иностранная литература”.
Фото: Катя Алагич. Что погубило советскую дачу? Прежде всего дети, ради которых дачи и затевались. Дети выросли и сделались наследниками. После смерти первого хозяина дача делилась, дом разбредался в разные стороны, испытывая раздвоение личности, о чем ясно говорила проходящая посреди фасада демаркационная линия: справа — бодрый сайдинг, слева — растрескавшиеся наличники. Превращение дачи в коммуналку было неизбежно даже в самых милых династиях. Я помню внутрисемейный архитектурный конкурс на строительство новой дачи для четырех семей, которые образовались на месте одной, первой. Среди честнейших проектов было строительство четырех домов по углам участка и беседка для дипломатических чаепитий в центре.
Фото: Катя Алагич. Во-вторых, в тот момент, когда дача превратилась в загородный дом, оказалось, что неудобства жизни в ней были и залогом ее поэзии. Когда керосиновая лампа сменилась электричеством, это была еще дача. Когда вместо театральных дощатых стен в духе Гольца или Оленева появились бетон и мрамор, дача превратилась в надгробный памятник своей культуре. Попытки перестраивать и реставрировать дачи столкнулись с печальной реальностью, как говорил архитектор Андрей Буров, “кало-жердевых” построек.
Фото: Катя Алагич. К тому времени обнаружилось, что второй дом совсем не обязательно должен быть под Москвой, почему не в Тоскане или в Провансе, а ели и сосны можно покупать поштучно и оптом, как когда-то яблони. Старые дачи исчезли, а на их месте выстроились дома, обитатели которых теперь на дачу выезжают в Москву, как на работу.
Фото: Катя Алагич. Фото: Fritz von der Schulenburg
В Новосибирске не так много красивых резных домов и памятников архитектуры деревянного зодчества. Но в дачных обществах вокруг города можно встретить интересные дома, украшенные резными наличниками, цветочными орнаментами и фигурами животных. Если начать разговаривать с хозяевами, то выяснится, что их построили сибиряки, для которых это занятие — отдушина в свободное от работы время. Один из таких домов редкой красоты встретила журналист НГС Елена Гурьянова в дачном обществе на берегу Ини. Сказочная дача напоминает прохожим об Италии и Грузии, а местные дети уверены, что тут живёт царь.
Необычный резной дом спрятался в дачном обществе «Дружба» между станциями Шелковичиха и Совхозная.
Создатель резного дома был самоучкой
Историю дачи нам согласилась рассказать хозяйка — Ольга Мироненко встретила нас с открытой улыбкой и компотом из ранеток, собранных тут же. Она сразу предупредила, что дом строил её дедушка — Николай Данилович Бельков, который умер 31 год назад (1 февраля 1989 года), а они с бабушкой не смогут описать авторский замысел так, как смог бы сам мастер.
Николай Бельков посвящал созданию резной дачи всё своё свободное время. Но главным делом его жизни всё-таки была работа в проектном институте
— С трудом, конечно, верится, но он самоучка. Был инженером, работал на руководящей должности, все выходные и отпуска посвятил нашему дому и всему хозяйству. Оставил нам такую красоту, — начинает рассказ Ольга Мироненко.Жена мастера Тамара Белькова вспоминает, что участок им дали примерно в 1968 году на предприятии — муж работал в «Сибакадемпроекте», который в числе прочего проектировал опасные производственные объекты. Сперва проектный институт даже располагался на территории новосибирского завода химконцентратов.
Николай Бельков закончил Новосибирский электротехнический институт (НГТУ НЭТИ) и был инженером-конструктором.
— Сначала он был рядовым инженером, потом руководителем группы, потом ещё повышался, но к дереву никакого отношения по работе не имел, — говорит Тамара Белькова.
Участок Бельковым дали на опушке леса — на нем росла 51 осина и несколько берез. Поэтому сперва Николай Бельков долго и упорно выкорчевывал осины. Так как он много работал и часто был в командировках, то только на выкорчевывание осин ушло два года. С женой они договорились, что их дом будет с двускатной крышей и печкой, но соседи-строители подсказали, что односкатная крыша более экономичная.
— Света у нас очень много, стекла очень много, и натопить такой дом очень трудно. Летом топить не надо, а зимой он тут же выстудится. И поэтому печку он решил не делать, построил отдельный небольшой домик с кухней и верандой, чтобы можно было зимой приехать и быстро натопить, — объясняет Тамара Белькова.
Дом впечатляет своей колоннадой
Дом получился небольшой и квадратный — буквально 5 на 5 метров. Сперва он был обычным, но постепенно обзаводился резной колоннадой и декором. Как вспоминают родные мастера-самоучки, Николай Бельков занимался строительством дачи 20 лет — пока был жив.
Самое примечательное в получившемся доме — колоннада, украшенная растительными орнаментами.
Верхняя часть дома по бокам покрыта деревянными чешуйками, похожими на соты — на них сидят пчёлы, символы трудолюбия. Сзади на доме висит необычный элемент, напоминающий не то рог, не то чёрта.
— С берёзы сняли, и дед решил, что это чёрт. Наверное, он нас бережет. Я решила, что это оберег, — рассказывает Ольга Мироненко.
Раньше рядом с домом была ещё и необычная резная беседка с петухом на шпиле, но в этом августе её разобрали.
— Беседку зять разобрал. Она сгнила. Мужа 30 лет уже нет самого, а без хозяина дом — сирота, — говорит Тамара Белькова.
Необычной беседки больше нет — хозяева очень переживали, когда разбирали сгнившую крышу
— 25 лет женщины за всем этим ухаживали, ну когда нам было на крышу лезть, у нас огород, дом, кухня, за всем этим надо было следить. Сейчас муж Рома взял на себя ответственность за дом. У него слезы текли, когда он убирал беседку, но что делать.
Чем вдохновлялся Николай Данилович Бельков, создавая резные украшения, жена и внучка не смогли точно ответить, но ни в Грузии, ни в Италии инженер-конструктор не был. Уставал от постоянных командировок на работе и предпочитал проводить отпуск на даче, совершенствуя дом.
Дача украшена резьбой со всех сторон — мастер делал детали, вставая в будние дни перед работой в 5 утра
На «сотах» дома по бокам сидят резные пчёлы — трудолюбивые, как Николай Бельков
— Ни в Грузии, ни в Италии он не был. И он вообще нигде не был, даже на юге. Сначала мы были молодые и нищие — не на что было ездить по Крымам, а потом он все отпуска здесь проводил. Говорил: «Я так уже наездился по командировкам». Так что ездила я одна, и было мне скучно, — вспоминает Тамара Герасимовна.
Резьба по дереву была хобби Николая Белькова — домой он приносил книги по архитектуре, читал, что-то фотографировал. Потом переносил рисунки на бумагу и по ним, как по выкройкам, резал дерево.
— Он вставал в 5 утра. Даже дома, когда на работу надо идти. Сделал себе верстак на кухне. Встанет в 5 утра, а через стенку — спальня, и я уже слышу, что он там как мышь скребет, скребет, скребет, — описывает Тамара Белькова их обычное утро.
Во времена начала строительства дома такие панорамные окна были редкостью в сибирском климате
Сама она работала технологом в научно-исследовательском институте, а с мужем познакомилась на учебе в вечернем институте — филиале Московского энергетического института, который открылся в районе «Сибирской ярмарки». Николай Бельков родился 6 ноября 1929 года в деревне в Иркутской области, там изучил токарное дело в техникуме, а потом переехал в Новосибирск.
Фото: предоставлено Ольгой Мироненко
По ее словам, жить с таким творческим человеком трудно, потому что у него всегда нет времени:
— Он всегда занят, занят, занят. Он, конечно, рано умер. Изработался. В 42 года — первый инфаркт. В 50 лет — второй инфаркт. А в 58 лет он уже был на 4-й стадии рака. Он всегда очень старался. Более работящего человека я в жизни не видела.
Какое-то время после смерти Николая Белькова дом стоял в запустении, недавно его подкрасили. По словам внучки мастера Ольги Мироненко, прохожие иногда спрашивают, а за сколько они купили этот дом, принимая молодую женщину за новую хозяйку. И тогда она объясняет, что дом построил её дедушка. При этом интерес к нему люди проявляют постоянно.
— Вот представьте, приехали мы на выходные — мне надо морковку посадить, свеклу, а мы это как делаем — попой кверху. И вот придет толпа, еще гостей приведут нарядных своих, а тут я раком стою, — смеется Ольга.
Главный минус красоты — в их дом залезали уже 10 раз. Первый раз перед Новым годом в 1988 году, когда Николай Бельков лежал в больнице — ему не рассказали, чтобы не расстраивать. Последний раз на дачу залезли в 2017 году, когда у Ольги Мироненко родился сын Артем, и ей было совсем не до того, чтобы заниматься вскрытым домом.
— Одежда, постельное бельё — всё выкинули, всё в снегу и в грязи. Вся веранда усыпана лапшой, крупой. Банки с консервами украли, а крупу рассыпали. Грибок в бане завелся, потому что они в подпол натолкали старые пальто, которые разбухли от весенней воды. Ни к кому не залезают, а к нам лезут. Ну видно же, что мы обычные люди. У нас самая обыкновенная машина. Думают, что тут прям богатые живут. Что мы тут золотыми ложками едим и спим на золотых простынях. Ищут что-то всё время. Ни к кому не залезают, а к нам лезут, — печалится Ольга Мироненко вместе с бабушкой.
Внутри дома действительно всё очень скромно. Подпирающая потолок колонна — единственное, что напоминает о необычной внешности
Оставшись вдовой, Тамара Белькова не могла поддерживать дом так же, как это делал муж.
— Для такой дачи очень нужен хозяин. Он требует постоянных вложений. Если стекло разбили, надо новое вставить. Мне сын говорил: «Мам, давай продадим и купим небольшую дачу с печкой, как хотелось». Я не могу продать, это предательство с моей стороны будет. Столько труда. Я буду сидеть в этой даче чужой, а душа моя все равно здесь останется, — объясняет Тамара Герасимовна.
За дачу ей предлагали хорошие деньги — в основном, бывшие коллеги мужа, которые знали, что он умер и какой у него дом. По тем временам она могла купить себе вместо резного летнего дома квартиру.
Ольга Мироненко часто разговаривает с прохожими, которые проявляют интерес к дому. Дачу постоянно фотографируют и иногда просят зайти посмотреть.
— Естественно, люди часто со мной разговаривают. Запомнилось, как спросили: «Девушка, а почему вы не наймете реставратора?» Мне интересно, что у них в голове, они хоть примерно представляют, сколько стоит этот реставратор. Я думаю, ящичек что ли повесить — на реставратора, на краску, на новые окна, на замену кровли, — смеётся Ольга. — Но чаще всего просто говорят: «Очень красивый дом», «Сказочный дом». Когда я была маленькая, это был мой замок, а я — принцесса.
Внучка Николая Даниловича Белькова в детстве представляла себя на даче принцессой в замке
— Я не раз слышала, когда какая-нибудь мама с ребенком идет, и он спрашивает: «Мама, здесь царь живет?» — добавляет, улыбаясь Тамара Белькова.
По словам внучки создателя сказочного дома, иногда люди просят сделать памятную табличку и написать про дом:
— А что про него писать? Объект охраняется, наследие? Только лишнее внимание привлекать. Это наша дача, наш дом. Мы тут такие же, как все люди.
NGS.ru
Осень — самое хорошее время полюбоваться старыми домами.
Старые деревянные дома и летние дачи
Федор Савинцев был главным фотографом ИТАР-ТАСС, с 2011 года Федор Савинцев больше занимается собственными проектами. Идея пришла случайно, когда Федор временно переехал на родительскую дачу из-за пандемии. Детская ностальгия побудила его заняться коллекционированием интересной дачной архитектуры.
Больше информации в источник
Забавно почитать отзывы англоязычных посетителей, для которых это все в диковинку. ))
- Для ответа в этой теме необходимо авторизоваться.